Случай в Саксонии
Жила была на свете дикая тварь. Жила она в общем-то тихо, мирно, жевала свой хлеб, пила холодную колодезную воду, бегала по лесам, орала нечеловеческим голосом, — с другой стороны в принципе никому не мешала.
А дело происходило где-то в западных степях Саксонии – древнейшей здравнице европейской цивилизации и культуры. Как мы знаем из истории, там испокон веков жизнь течет не спеша, жители в будние дни много работают на верфях и свиноскотобойнях, вечерами сидят дома, наслаждаясь каждой человеческой минутой семейного уединения, а по выходным могут выйти на улицу – так, пройтись, прошвырнуться по ярмарке или выпить стаканчик хорошего красного вина с сосиской.
Тварь завелась у них весной, когда оттаяли снега и понеслись пучины снега вниз со скал в степи – и далее на Кавказ. Тварь – по слухам это был всё-таки человек, хоть и обросший – пришла откуда-то с юга и не стала мигрировать дальше, видимо облюбовав здесь себе уютное дикое лежбище. Старики говорили, что лежбищем служила целая опушка леса посреди заросшего бурелома, а тварь – нагулявшись и наоравшись ночами по тихим немецким окрестностям – приходила, удовлетворенная, и спала уже до утра под страшным сухим дубом полноценным сном младенца.
Летом жители не особенно тяготились гостем, к тому же его редко видели, а иногда его путали с местным медведем или лосем, или их – с ним. Свиноверфи же отнимали практически все силы, а вечерами люди сидели дома в теплых носках, свитерах и классических германских шапочках с мягкими пушистенькими помпончиками, которые заботливые женские руки вязали испокон веку из рапса и отбитой козлиной кожи. А когда будние дни заканчивались и начинались выходные, то в городе тогда частенько звучала духовая музыка, играли что-то из Брамса, что-то из Гайдна, а что-то из молодого страстного Штрауса. Поэтому нечеловеческие твариные крики всегда заглушались гармоничной красивой немецкой музыкой…
Так было до осени. Осенью в один из дней выяснилось, что кто-то с ночи покусал озимые и они теперь не доживут до весны. Потом по мясным лавчонкам прокатился слух, что со свинофермы пропали две свиньи, пять беременных куриц и главный свинорез Ханс Фляйшгрубер – а что было уже фактом чрезвычайным. В одночасье дошло до общественности. Общественность возмутилась, зашевелилась и как следствие – расплескалась по городу, по местам и местечкам. По келлерам начали пить кружками пиво и закусывать сырокопченой колбасой – в будние-то дни-то! Свиноверфи встали, бюргеры собирались в стачки и гоготали как гуси, обсуждая происшедшее, и только доярки не знали, что им делать.
Короче, жизнь пошла другая, не та, что была до сего дикого случая, — иная. Люди мало спали, мало ели, но много пили и хрипло грязно ругались на своем саксонском диалекте. Не помог, вызванный из Ватикана монах-григорианец из ордена Франциска-Клавдия Десятого. Его изуистские готические обряды и песнопения не вызвали окаянного демона из леса, и тогда порешили изгнать дьявола старым дедовским способом – с помощью крестьянских колотушек, топоров, цепов и крюков с овчарками. Горожане пошли по лесам, окружая предполагаемую опушку с буреломом, где якобы селилась дикая тварь.
Ходили-ходили бюргеры, мюллеры и прочие свингеры с овчарками и доярками – но тварь, увы, найти не смогли, и к темной ночи пошли нах хаузэ отсыпаться от недельного пьянства и бесплодных поисков. А на следующий день наступила зима. Тварь больше не выла, тихо как-то стало, покойно. Падал снег, замерзали пруды, утки недовольно резиново покрякивали и на чисто немецком языке жаловались величавым лебедям на свой не сладкий кухен жизни. Лебеди печально топорщили крылами, форель, закатив глаза, каменела на дне.
Не смогли жители той сказочной долины переломить себя и совершить поступок. Они проснулись и, не похмеляясь, как есть пошли на работу. Свиноверфи ожили, скотобойцы снова вошли в ритм своего нехитрого дела, доярки опять нащупали смысл своего средневекового существования.
Но куда же делась тварь? – спросите вы, задумчивые мои читатели. Не спеша отвечу: риторический это вопрос. Сложный. Ответов много. Возможно, тварь в страхе бежала в ту ночь от греха подальше. Возможно, что и спряталась до поры до времени, как на Сицилии говорят: «залегла на дно». А может быть, что и впала в спячку до весны, зарывшись в вековые желуди под страшным дубом.
И кстати, все как-то и позабыли, куда делся главный свинорез Ханс Фляйшгрубер. Ритм спокойной жизни был настолько спокоен, что на другое и сил не оставалось. Случай, мной описанный, был, повторюсь, крайне чрезвычайный, который происходит раз в сто лет, а то и реже.