Я не пришёл туда
Меня попросили придти в гостиную – в литературную гостиную, там по воскресеньям собираются наши поэты, писатели и просто обычные люди. За вечер из числа пишущих выступает кто-то один, — бывает, что по очереди, если это сборная «солянка», периодически в зале «сыплются» вялые овации, всем дико скучно, но деваться некуда – надо сидеть и слушать.
Некоторые слушатели засыпают, не справившись с собой «на самом интересном месте» — и это всегда обидно выступающему. Обидно до слез. Но в конце вечера обязательно следует «фуршет», во время него люди быстро оживляются: пьют чай, вино и – словно куда-то опаздывая, как в последний раз, словно соревнуясь друг с другом по пожирательству – в спортивном темпе остро наточенными зубами рвут на части халявные пироги, хрустят вафлей, при этом умудряются делиться «впечатлениями от прослушанного». Слюни летят, летят кусочки еды прямо в собеседников, но это не важно. Все привыкли.
Меня попросили придти ещё две недели назад – «читать» или что-то такое, за несколько дней звонили, я помнил, я всё помнил, но всё равно не пошёл почему-то. Сначала я поздно лег ночью, опившись с вечера забродившего вишневого компоту, потом несколько раз вскакивал в туалет, снились кошмары, снились соседи, снилась работа, снилась бывшая любовница из Комсомольского района: она всё также настойчиво требовала зачать ребёнка, её лицо раскинулась надо мной, мохнатые брови были агрессивно подтянуты к носу с горбинкой, груди тряслись от злости, ударяясь в мою лысину…
Потом я проснулся окончательно. Я чувствовал, как компот забродил уже и во мне. Я ходил, безнадежный и отчаявшийся, по извилистым квартирным метрам и не знал, к какой мысли прийти, что бы такое съесть, куда кинуть безмолвный свой взор. Терзание было единственным доминирующим состоянием плоти! Хотелось исчезнуть, испариться, выйти вон, — на худой конец лечь под кровать и лежать так, не шелохнувшись, словно мумия.
А у них там догорал вечер… Я не пришёл, я лежал под кроватью в уютной пыли и думал: почему так нелепа жизнь, как мелок же человек и жалок бывает в пору страхов и безверия, а люди, вместо того, чтобы заняться чем-то существенным, собираются зачем-то в полдень, а то и в одиннадцать утра в убогом помещении, и, обозвав день вечером, потными ладошками разбрасывают вокруг себя воздух, сотрясая печальные стены псевдостихами, или попросту срифмованными записанными криками в пустоту – это если речь идет о поэтах и писателях (писатели – те сотрясают ещё более уныло не зарифмовано, но более временами понятнее, о чем идет речь в тексте). А о «простых» людях и вообще говорить не приходится! …Не пришлось и сейчас.